Выстрел по солнцу. Часть вторая - Александр Тихорецкий

Пленительный полет оборвался скучной равниной рутины, и во весь рост встали перед ним вопросы, ответы на которые таили в себе целые гроздья головоломок, в свою очередь, обещающих в перспективе новые и новые ловушки.

Снова эти проклятые игры воображения, словно в отражениях кривого зеркала, запутавшие его в лабиринтах заблуждений! Оказывается, в реальной жизни принцессы приобретают свойства обычных девушек, которые едят и пьют, пользуются туалетом и принимают душ, и которым, между прочим, нужен гардероб.

И как ни странно, во всем виноваты сказки. Да-да, даже к сорока годам ему так и не удалось избавиться от их романтических клише, до сих пор живущих в сознании имперсональными, хотя, и вполне конкретными образами.

Если принц – то обязательно храбрый и благородный, если принцесса – непременно прекрасная и несчастная, томящаяся в заточении у злого колдуна, умыкнувшего ее прямо из-под свадебного венца. И, конечно, принц спасает ее, перед этим исколесив тысячи километров дорог, вылакав несколько декалитров вина и истребив не одну сотню кур. И на этом – все, конец, всем спасибо, занавес, маэстро, урежьте марш!

Что ж, финал закономерен и идеологически верен – колдун скоропостижно скончался, невеста цела, жених даже не ранен, миссия, как говорится, выполнена.

Однако, теперь неплохо бы, хотя бы, вкратце, вскользь, обозначить дальнейшие действия героев. Хотя бы мимоходом, так сказать, в общих чертах. А? Нет? Дудки? Что за чертовщина! Автор – как в рот воды набрал, быстренько закругляется, подводя итог повествования какой-то лабудой, типа «Вот и сказочке конец, а кто слушал – молодец!», будто бы не осталось больше тем для обсуждения, будто бы на этом жизнь влюбленных обрывается. И все! Думай, что хочешь, ищи между строк, включай фантазию, если она, конечно, у тебя есть. после этого кто ответит, какая польза от этих сказок? Какой смысл в этом пустом, бесполезном, вредном вранье?

Ленский улыбнулся в душе. Да, ладно тебе! Чего ты разошелся? Хочешь, чтобы сказка была похожа на руководство по эксплуатации или методические указания? Ведь, сам понимаешь, что никогда такого не будет, что это – ерунда. Этот жанр предусматривает тотальную недоговоренность, какую-то стыдливую, благородную терпимость ко всему, что может нести в себе грязь и мерзость, предпочитая откровенной лжи прозрачные намеки.

Так что, надо придумать себе сказку и спрятаться в ней, как улитка в раковине – самая распространенная модель душевной праздности, издревле известный способ ухода от реальности.

И все равно, сейчас не помешали бы несколько советов из практики сказочных героев. Хотя… Вряд ли за чертой эпилога они испытывают какие-либо неудобства. У принцев, как правило, целый штат прислуги, а принцессы в, конце концов, получают свое приданое, так что…

И опять, как и в момент пробуждения, Ленский почувствовал себя слабым, неопытным, беспомощным, почти ребенком. «Жизни не знаешь…», – мелькнуло в голове чье-то размытое, расплющенное ухмылкой лицо.

И в самом деле, а что он знает о ней, об этой самой пресловутой, многоликой, противоречивой, миллионы, миллиарды раз воспетой, проклятой, возвеличенной и оболганной жизни? Что такое она для него? Бесконечная, не прекращающаяся ни на минуту игра, церемониал беспрестанного самолюбования, безудержное кривляние в суматошной аберрации отражений?

Неожиданно для самого себя он улыбнулся. Ничего себе – денек начинается. Еще не затихли отголоски той сумасшедшей ночи, а он уже засыпан повестками из будущего. В свои сорок ему предлагается встретить первые звоночки старости, сложить, пусть и сомнительную, но все же, корону, расписаться в абсолютном своем ничтожестве. Одним словом, полный комплект оснований для суицида или, на худой конец, ухода в монастырь. И ладно бы, все этим и ограничилось, с похожими вещами он научился справляться в компании Моцарта и хорошего коньяка, но это слишком уж напоминает ему тот самый, пресловутый уход от действительности, а он пока – по уши в ней, а мир материального требует действий, действий быстрых, немедленных и решительных.

Только сейчас он понял, что все это время, не отрываясь, смотрел на Кэти, и лицо ее, словно зеркало, отражало все перипетии его мыслей.

Действий? Тех самых – быстрых и решительных?

Глаза девушки вспыхнули мгновенным проблеском, потухли под ворсом длиннющих ресниц. А может, действительно, попробовать? Посвятить этому прекрасному и несчастному созданию всего себя, помочь отыскать ту узенькую, едва различимую тропинку, что приведет ее к счастью? Хотя бы, на день, на один-единственный день из трехсот шестидесяти пяти, замкнутых в чертово колесо проклятой судьбы?

А потом – будь, что будет, потом – хоть потоп, лишь бы только не опоздать, только бы успеть проскользнуть в захлопывающиеся навсегда двери Эдема.

Ленский упер руки в бока и вздохнул. Словно подыгрывая ему, Кэти тихонько, едва слышно всхлипнула.

Вот, черт! Этого еще не хватало! Он посмотрел на часы, было без четверти одиннадцать. Что ж, видимо, завтраком придется пожертвовать.

– Ладно, кафе отменяется. Собирайся, поехали.

– Куда? – в голосе девушки проскользнуло беспокойство.

Ленский с иронией взглянул на нее. Сейчас она напоминала ему маленького котенка, испуганно дрожащего в руках владельца.

– Куда? – он не удержался и поддразнил ее. – В магазин, конечно.

Ленский отвез Кэти в бутик, о существовании которого ему стало известно от жены Силича, на одной из вечеринок назвавшей его очень «эстетичным». Слово «эстетичный» она произносила с придыханием, будто гордясь тем, что нашла такой достойный, такой подходящий эпитет, вытягивая при этом губы трубочкой и даже слегка закатывая глаза, что несомненно должно было подчеркнуть уникальность упомянутого заведения.

Он препоручил Кэти одной из продавщиц, смешливой белокурой девушке, которая так и не смогла удержать улыбки, разговаривая с ним. Может быть, в этом была виновата курьезность ситуации, напомнившей ей какой-нибудь анекдот, а, может быть, она от природы была смешливой, так что, Ленский решил не обращать внимания на это возмутительное для работника такого образцово-показательного предприятия торговли поведение.

Впрочем, девушка не особенно и стеснялась, то и дело, бросая на смущенного Ленского и на одетую в мужской, не по размеру, халат Кэти довольно бесцеремонные взгляды. Не помогало даже присутствие старшего менеджера, высокой уверенно-вежливой дамы, чем-то смутно напоминавшей Ленскому гестаповку из старого советского фильма.

Кэти, и до того державшаяся довольно скованно, теперь выглядела совсем подавленной, угловатыми движениями, неуверенной походкой, тихим голосом удивительно напоминая гадкого утенка из сказки Андерсена, заставляя сердце Ленского мучительно замирать.

Воспользовавшись коротенькой отлучкой «гестаповки», Ленский поймал ускользающий взгляд смешливой продавщицы.

– Девушка немного стесняется, – доверительно шепнул он ей. – Помогите ей, пожалуйста. Представьте, что она – ваша младшая сестренка.

Продавщица хихикнула.

– У меня есть младшая сестренка, – она с опаской взглянула в сторону начальницы, – я ее терпеть не могу, и она меня, кстати – тоже.

– Это оттого, что вы привыкли друг к дружке, – будто гипнотизируя ее, Ленский старался говорить уверенно, убедительно. – Представьте, что вы с ней никогда прежде не встречались и только сегодня увидели ее.

Продавщица на секунду задумалась.

– Это многое меняет, – она оценивающе взглянула на сиротливо замершую в сторонке Кэти. – Но с девушкой все в порядке? Она вменяема?

– Более, чем, – ободрил ее Ленский, – иначе зачем бы мне все это?

– А что ей нужно? – девушка снова окинула Кэти цепким взглядом продавца. – И я должна задать вам этот вопрос: вас не смущают наши цены?

Ленский вальяжно улыбнулся.

– Нисколько. А нужно все. От и до. Представьте себе, что ваша сестренка сбежала из тюрьмы и в таком виде попала к вам. Не забывайте, что на улице зима.

– Весна, – поправила его продавщица, – уже весна и, надеюсь, про тюрьму – это шутка.

Ленский оставил ей кредитку и номер своего телефона, попросив позвонить, как только у Кэти будет все необходимое.

Обернувшись в дверях, он увидел, как девушка приобняла Кэти за талию, словно в блистающий мир сказки, увлекая ее в анфиладу торговых залов.

Ослепительный свет люстр рассыпался в бесчисленных зеркалах, словно созвездиями, качаясь вспышками многочисленных радуг, и с необычайной, неведомо откуда взявшейся зоркостью он рассмотрел, как безропотно и доверчиво Кэти шагнула в этот мир, как беззащитно и трогательно склонила голову, и острая, горячая нежность сжала его сердце.

Он отвернулся, помассировал виски подушечками пальцев. Что ж, можно ставить галочку – одно доброе дело он уже сделал. Пристроил в сказку заблудшую душу, пристроил, кстати говоря, совершенно бескорыстно.